Чуть стихов

Мария Галина 

Из цикла EX FISICA

Он ее полюбил за наружную красоту,

неудачный брак, леденец во рту,

чистоту всех отверстий и духовную чистоту.

Вот она ступает с ним рядом, сама собой,

заводная кукла с припухшей нижней губой,

ей еще не знаком гормональный сбой,

ее ноги длинны, а изгиб спины (как он каждый раз

                                      убеждается в этом) розовый и голубой.

Она не выщипывает усы, ее желудок работает как часы,

и ему даже нравится, что она не умеет готовить ничего,

                                              кроме жареной колбасы.

Они идут вдоль берега моря, где соль истачивает чужие кости,

                                                        лежащие на дне,

где чайка, подпрыгивая на волне, отслеживает тень рыбы,

                                                   плывущую в глубине,

где рыбак сидит на молу, начинаясь на букву "м",

поскольку ничего не ловит, но и пришел не за тем.

Погляди, говорит он, вот мы, а дальше - всё, что не мы,

мне приснился сон, что я один, я проснулся в слезах,

у тебя такие нежные гланды, говорит он, я схожу с ума.   

Она молчит, поскольку знает сама -

у нее красивая печень, которой на пользу сухое вино

(впрочем, сама она предпочитает коньяк), и крепкие мышцы ног,

ее почки распускаются, как цветы,

ее мальпигиевы клубочки

чисты.

Он говорит, - погляди, какой вечер, какие облака над морем,

                                                         зеленая звезда, вода,

жаль, что портит окрестный пейзаж та женщина, бредущая

                                                      неизвестно куда,

она стара и страшна, она в песке оставляет след,

у нее от недостатка кальция хрупок скелет,

вот-вот переломится шейка бедра,

и печень ее черна.

Она говорит, - увы, это (в переносном, конечно, смысле) моя сестра.

А сама думает - не хочу туда смотреть, не хочу,

схожу завтра на фитнесс, схожу к врачу,

пускай подтвердит, что моя печень свежа и чиста,

что желудочный сок способен разъесть металл.   

Пойдем лучше домой, говорит она,

ты устал.

ЛОНДОН В ТЕМНОТЕ И ОГНЯХ

В двух кварталах от прославленного собора

Здесь березы, что характерно, деталь декора,

А не часть какой-то рощи там, или бора,

Или саморастущей флоры подле забора.

В белых кадках, подсвеченные неоном,

Точно белые свечи, горящие в небе оном.

Вот идет человек, озирая пустынный город,

Мокрый ветер с Атлантики лезет ему за ворот.

Здесь река в часы прилива воняет гнилью,

Парапет присыпан дождем, а не снежной пылью,

Если кто-то возьмется тебе объяснить дорогу,

Скажет он - пройдите на запад еще немного,

А потом через два квартала свернете к югу -

Словно бы читаешь какую старую книгу...

Как бы вы ни рыскали в этом чужом болоте,

Ни Солянки и ни Полянки вы не найдете.

Бог берет человека за самое слабое место

И его переносит в какое-то новое место,

Вот идет человек, запахнувши плотней пиджак свой,

Мокрый ветер с Атлантики лезет ему под жабры.

Я отсюда, говорит человек, погляди, зараза,

Это мне дальний бакен сияет в четыре глаза,

Потому что язы╢ки в школе мы изучали,

Я почти понимаю надписи на причале.

Я осяду здесь, средь кирпичных портовых складов,

Мокрый ветер с Атлантики будет мне щеки гладить,

Здесь на черных волнах от бакена свет играет,

Сердце рвется в клочья и больше не умирает. 

Я куплю котелок на голову, то есть шляпу,

Также зонтик, и больше не буду плакать. 

Я отсюда, говорит человек, погляди, паскуда,

Ибо я ненавижу снег и взыскую чуда...

Ты ваще, отвечает Город, собирай манатки,

У тебя сапоги в заплатках, а сердце в пятках,

Ишь чего возжаждал - вечные выходные,

English breakfast и кровавые отбивные,

У тебя гниль в жабрах, солитер в кишках, сыпь в горле,

Ты ваще и не человек, а какой-то Горлум...

Так ползи во тьму с дурной своей парасолькой,

Там твоя Солянка крепко тебя посолит,

Там твоя Полянка сходит с тобой на пьянку,

Так ступай, о волынщик, играющий на тальянке!

Не забудь, говорит Город, теплей одеться,

Там уже метет так, что и не надейся...

. . .

Доктор Ватсон вернулся с афганской войны,

У него два раненья пониже спины,

Гиппократова клятва, ланцет и пинцет,

Он певец просвещенной страны.

Холмс уехал в Одессу по тайным делам,

Доктор Ватсон с утра посещает Бедлам,

Вечерами - Британский музей,

Он почти не имеет друзей.

Нынче вечером в опере Патти поет,

Доктор Ватсон у стойки имбирную пьет,

Доктор Ватсон вернулся с афганской войны,

У него ни детей, ни жены.

Холмс сидит у Оттона и ждет сыскаря,

Он, конечно, отыщет убийцу царя,

Два румына выводят скрипичную трель,

Поварята приносят макрель.

Холмс уехал, и некому выйти на бой

Против древнего мрака с козлиной губой.

Доктор Ватсон вернулся с афганской войны -

Он эксперт по делам сатаны.

Сквозь туман пробивается газовый свет,

Доктор Ватсон сжимает в кармане ланцет.

Возле лондонских доков гнилая вода,

Он не станет спускаться туда.

Там портовые девки хохочут во мрак,

Пострашнее любых баскервильских собак,

Там рассадник порока, обитель греха,

Человечья гнилая труха.

Для того ли в Афгане он кровь проливал

И ребятам глаза закрывал.

Сквозь туман пробивается утренний свет -

Миссис Хадсон вздыхает и чистит ланцет,

Нынче столько работы у этих врачей,

Даже вечером отдыха нет!

     ПРО ЖУКА

Сиди себе в саду под сенью влажных кущ

За праздничной едою,

И не гляди туда, где копошится хрущ

Личинкой в перегное.

Ты помидоры ешь, и хлеб, и колбасу,

Ты зелень ешь и сало

И отгоняешь прочь ленивую осу

От краешка бокала.

Он корчился во тьме и корни грыз травы,

И не желал иную пищу,

Но вот он вбился в свод ударом головы

И вышиб это днище.

Он белый и слепой, его никто не ест,

А лишь глазастых тварей,

Но он встает, чуть тронет Божий перст

Запущенный гербарий.

Он будет майский жук, когда придет в себя,

Порвав свои оковы,

Он отрастит крыла (прощай, семья)

Из кожного покрова,

Он станет сам собой, и в дальние края

Бежит он дикий и суровый...

.

Иоанн ступает по горячему песку,

Сидит на горячем холме,

Подтирается черт-те чем (скорее всего, плоским камнем),

Ест Бог знает что

(Скорее всего, саранчу, но не побрезговал бы и хрущом),

И вкусовые пристрастия здесь ни при чем - 

Ему просто не до того.

Ему надо успеть все обдумать - какая уж тут еда?

У него болит голова,

Особенно в области третьего шейного позвонка.

Зной воздвигает свои зеркала,

Утюжит волны песка,

Иоанн замечает жука...

- Съешь меня, - говорит жук, - чем я хуже твоих акрид?

Я, - говорит, - точно ангел, чешуекрыл,

Жесткокрыл я, - говорит, - меднообут, рогат...

Я, мол, сюда летел над страшной водой,

Волны лизали мои надкрылья, ветер трепал,

Звездная соль, - говорит, - блестит на моих крылах...

- Вижу, - говорит Иоанн, - грозен ты и красив,

Смертен и слаб, фасеточен и умен...

Еще я вижу, как вдалеке встает

Чудный город, в который нам нет пути,

Белые камни, плющ ползет по стене,

Ветер шумит в оливах, лижет траву...

Третью ночь я вижу его во сне,

Третий день он мерещится наяву...

Извини, - говорит, - голова у меня болит,

Шея болит вот здесь, должно быть, ее отлежал

Вон на том жестком камне, не волнуйся, это пройдет,

Соль разъела глаза, - говорит, - язык мой распух...

Видишь, - говорит Иоанн, - солнце ушло в зенит,

В огненных спряталось облаках,

Страшно мне, - говорит Иоанн, - что-то в ушах звенит,

Точно браслеты на чьих-то тонких руках.

Что я теперь скажу, как я теперь смогу,

Как я теперь пойду с таким-то звоном в ушах?

Жук говорит, - Ничего, вот я перед тобой,

Ты подкрепи себя, а потом пойдешь,

Вон, говорит, твой посох подле камней,

Кто же, кроме тебя, не побрезгует мной...

- Да, - говорит Иоанн, - в общем, оно все так...

Только ты знаешь, лучше еще чуть-чуть

Здесь я побуду, попробую-ка вздремнуть,

Может, оно пройдет, знаешь, по вечерам

Тут не так уж и плохо, вот только этот хондроз...

Надо б не камень под голову, а песок.

Иоанн говорит, - закроем этот вопрос.

Иоанн говорит жуку, - Лети отсюда, дружок.

http://magazines.russ.ru/arion/2005/1/ga13.html